- Вот дерьмо. - выдыхает Винни вместе с очередной затяжкой сигареты.

Иначе и не скажешь, особенно если учитывать все обстоятельства дела. Да-да, те самые, при которых жить ему осталось не так чтобы много времени, и даже, наверное, способ смерти выбрать не дадут. Жалел ли Винни о произошедшем? Ну, немного. Он может и был странным, но точно не идиотом. Да, сплоховал, в очередной раз позволил чувствам взять верх над здравым смыслом, которого в нем и так было не слишком много.

Альма так плакала, рассказывая о попытках отжать крохотный магазинчик ее семьи, что любой бы вспылил и пообещал сделать всё, чтобы справедливость восторжествовала. И дальше обещаний дело бы не пошло, потому что переходить дорогу отбитому мудаку, держащему весь кусок их пригорода, мог только кто-то ещё более отбитый. А разве есть кто-то сильнее, чем Винни?

- Вот дерьмо. - стонет Винни, опуская на землю тяжеленное ведро с солью и всяким, которое он приготовил специально для ритуала.

Наверное, если бы он знал о последствиях, то действовал бы как-то иначе. Как именно - вопрос открытый, но Винни точно бы не стал брать в руки биту и превращать любимую машину мудака в груду металлолома. Должен был быть какой-то более элегантный способ.

Время шло, солнце клонилось к горизонту, но Винни было как-то совсем не до того, чтобы любоваться красотами природы, которая стояла уже поперек горла. Он, наверное, с сотню раз перечитал правила проведения ритуала вызова, а эти подонки все ещё не приходили. Да Винни вообще столько никогда в жизни не читал! Они там что, работают по какому-то расписанию? Если да, то оно блядское просто до невозможности.

Хотелось спать, жрать и курить, но ни одна из этих базовых потребностей Винни сейчас не была доступна. В холодильнике стояли только две бутылки пива, да и то на счёт их качества возникали сомнения. В книге четко было указано, что нельзя находиться ни под какими "одурманивающими сознание" веществами, иначе результат может быть непредсказуемым. Интересно, а его диагноз не считается? Вряд ли автор учитывал психические расстройства. Книжка была написана лет сто назад, тогда у людей были совсем другие развлечения. Если бы она была современной, то в конце точно был бы список примечаний относительно того, как каждый ритуал влияет на психов, пидоров и прочих особенных личностей.

Винни вдруг стало интересно, как книга попала к его матери и почему оказалась на чердаке среди кучи всякого барахла. Читала ли она её? Применяла что-то на практике? Или, может, говно эти ритуалы и результат от них говняный? Этого он, конечно, не учел. Так-то, кроме своих крайне сомнительных сил, из оружия защиты была только бита.
Сентиментальные мысли в итоге его и сморили — Винни задремал, а когда проснулся (буквально рывком выброшенный из сна, который не запомнил), то услышал, как кто-то воет снаружи. Значит, прислали за ним все же каких-то шакалов. Мерзкие псины. И защита не сработала.

Блядский лось.

— Вот дерьмо! — Винни подскочил из кресла, когда мерзкий звук когтей по металлу раздался совсем рядом. — Не-не-не, мы так не договаривались!

Из головы вдруг напрочь выветрились все подробности ритуала, хотя ещё пару часов назад Винни был уверен, что знает его наизусть. Только сейчас он, пожалуй, осознал, что ему действительно страшно. Охуеть как страшно, если на то пошло. Там, за тонкими стенами трейлера ходит хер пойми сколько облезлых псин, желающих увидеть цвет его кишок, а он сделать ничего не может.

Нахуя нужна тогда эта бесполезная магия?!
Держа в одной руке книгу, а в другой зачем-то кружку, Винни принялся лихорадочно читать заклинание — бегло и порой путая строчки, потому что недуг заикания, не посещавший его с детства, вдруг нагрянул снова. Теперь ему требовалась кровь. Мага. То есть, его самого. Какого черта в этих книгах не пишут из какого места нужна кровь и как правильно себя резать? Или что, юных пиздюков с рождения этому учат?!

Грохнуло так, что Винни упустил свою единственную целую кружку и присел. Только спустя пару секунд до него дошли две вещи — это всего лишь гром и единственная целая кружка уже не целая.

В странном порыве к порядку он кинулся собирать осколки, порезался и кровь из рассеченной тыльной стороны ладони полилась так, словно Винни свинью заколол.

— Вот же ж блять... — перед глазами всё поплыло, воздух будто кто-то разом выгнал из лёгкий и Винни в тщетной попытке вдохнуть рванул к двери, чтобы оказаться на свежем воздухе. Кто там за дверями трейлера он не особо уже понимал.

На самом пороге его буквально скрутило от сильнейшей боли. Рвануть ручку казалось сложнейшим делом.

Снова грохнул гром и, кажется, ливанул дождь. Винни это уже мало интересовало.

Честно говоря, Велимир рассчитывал на то, что побудет тут немного, перерисует все знаки, полазит по дому и благополучно уедет, предоставив работу профессионалам мелких сборов улик. Идеальный вариант. Был бы. Если бы не приперся Литвинов, принявшийся с умным видом рассматривать намалеванные символы. Велимир как раз зарисовывал птичьи косточки, когда ощутил на себе пристальный взгляд.
Твою мать, ему и так было достаточно паршиво, потому что он ощущал всю эту дрянь с отпечатками и отголосками, а тут еще и этот... Пришел свои гениальные теории выдвигать или что? Велимир едва сдержался от язвительного ответа и собирался было посоветовать Михаилу Ивановичу заняться каким-то очень важным делом, желательно, подальше от него, а не разбрасываться ложными утверждениями, как сверху брызнули осколки.
Если бы не Михаил, то Велимир бы поймал остатки лампочки за шиворот своего пальто, а так, считай, отделался легким испугом — больше от внезапно навалившегося на него мужского тела, чем от самого происшествия.
— Очень лицемерно сейчас было, Михаил Иванович. Уберите это с лица... — Велимир неопределенно машет в воздухе рукой, едва не задевая кончиками пальцев нос собеседника. — Всё, что нужно, я успел перерисовать, так что о порче улик можете поговорить с... кто вообще дело ведет? А то мне отчеты на чье-то имя еще писать надо. Ночью, наверное.
Кажется, ему больше нравится эмоциональный Литвинов, чем тот, который пытается косить под какого-то Краснова. Вот уж где диабетная язва на всем управлении — не заживишь ее ничем, надо только иссекать пораженные ткани, да и то не вариант, что конечности удастся спасти. Обычно Велимир просто игнорировал тех коллег, которые вызывали в нем не то чтобы негативные эмоции, скорее просто раздражали. И так же относился к тем, кто эмоций никаких не вызывал вовсе. Те отвечали ему взаимностью, так что, в целом, это было чувство полнейшей идиллии. Однако случались исключения — как приятные, вроде Жанны Леонидовны, так и нет, вроде того же Краснова. Сергей Пидорасович, как его единогласно окрестили коллеги, сразу попытался наладить с Велимиром дружеские связи, но общих интересом у них не было совсем, а лицемерие этих попыток и мотивов можно было разглядеть даже без всяких способностей. Позже выяснилось, что Краснов был прекрасно осведомлен о родстве Велимира с местной знаменитостью, то бишь с его дедом, а потому желал заиметь полезное знакомство. Был послан, а также награжден мелкой темной сущностью, целую неделю пившей из него жизненные силы. Велимир поплатился за эту привязку жесточайшим гриппом, уложившим его в постель на неделю, но был вполне доволен разменом, потому что Краснов все эти семь дней был тих, смирен и крайне заторможен.
— Я знаю, что это за знаки. В общих чертах, без подробностей. Чтобы говорить об их значении, нужно немного покопаться в книгах, но... — Велимир хочет продолжить фразу, но переводит взгляд с разлетевшейся на осколки лампочки под потолком на дальний верхний угол комнаты. Как раз туда, где клубится странный туман, для обывателей выглядящий почти что обыкновенной тенью, потому как из источников света в комнате теперь только настольная лампа и светильник в коридоре. — Вот тебе и дом святого человека...
Кажется, совершенно позабыв и про Мишу, и про его вопросы, и про знаки Велимир легко взвивается на ноги, задирая голову и вперившись пристальным взглядом стальных глаз в патрон с торчащим из него огрызком, некогда бывшим лампочкой. Он смотрит прямо, но в то же время немного скашивает глаза, чтобы периферическим зрением зацепить нечто, сидящее в углу. Оно было тут до произошедшего. Отражение темных грешков священника. Оно тут жило, жирело и, возможно, притянуло несчастье.
— Ах ты ж сука... Я знаю, что ты здесь. Я. Тебя. Вижу. — Велимир чеканит каждое слово едва различимым шепотом, отчетливо ощущая, как спину продирает мороз. На виске проступает тоненькая жилка, трепыхающаяся от стучащего в висках пульса. Ему все равно, что подумает о нем Михаил Иванович. Это пустое. Ничего не имеет значения, кроме тумана в углу на потолке, становящегося всё более вязким.
Перед глазами все плывет — организм достаточно быстро отвечать на стремительное иссякание сил, врубая на полную мощность побочные эффекты после общения с темными сущностями. В висках начинает пульсировать, к горлу подкатывает тошнота, а чертова тварь, напоследок вильнув хвостом, которого у нее вообще-то точно не было, сваливает куда-то, куда Велимир точно не хочет соваться.
Ну всё. Это точно фиаско. Не потому, что ему не удалось хотя бы идентифицировать неопознанное нечто, решившее устроить им темную, потому что это было не важно. Не сущность убила отца Владимира, это сделали люди, которые к ней не имели никакого отношения. Жестокие моральные уроды со своими странными целями, может, со своими тварями в качестве прихлебал. Просто Велимир проиграл. Он нарушил один из самых главных принципов расследований деда — сначала улики, потом потустороннее. Теперь ему придется снова натягивать сову на глобус и, если тот же Краснов или кто там вообще занимается этим делом, могут проглотить брошенные крошки, то вот стоящий рядом Миша...
План созревает и расцветает в голове мгновенно. Велимир точно об этом пожалеет.
— Я знаю, что это за херня, — он разворачивается к Литвинову, который в этом полумраке выглядит почти зловеще — слегка осунувшийся, с четко очерченными морщинами и кажущимися черными глазами на фоне трупа собаки на стене. Впрочем, Велимир прекрасно знает, что сам выглядит не менее пугающе, особенно, когда улыбается, глядя на собеседника. — Хочешь знать, что это за херня? Хочешь знать, как это делал мой дед? Хочешь раскрыть это дело, Михаил Иванович?
Велимир в два шага оказывается рядом, заглядывает в чужие холодные глаза и протягивает раскрытую ладонь, ткнувшись пальцами в живот Миши.
— Предлагаю тебе сделку. Сотрудничество. Ты — помогаешь мне и принимаешь все, как данность. Я — помогаю тебе раскрыть дело, как это делал мой дед, — пальцы немного подрагивают от напряжения. Возможно сейчас Велимир приобретет ценного союзника, а может и врача, считающего его больным. Он даже расслабляется, возвращая на лицо привычную слегка рассеянную улыбку, которая так нравилась девчонкам в университете. — Если нет, то разойдемся с миром. Вы — опрашивать свидетелей по второму кругу, что ничего не даст. Я — ковыряться в трупах и книгах.